Самолёт в процессе сборки, когда он ещё только стоит на специальных конструкциях, кажется совсем небольшим. От места, где крылья крепятся к корпусу, до самого загнутого вверх кончика крыла – не более пяти метров. Но крыло это имеет довольно покатую форму и чтобы осторожно продвигаться по нему, держа в руках журнал проверки и мерительные инструменты, нужно обладать основами эквилибристики и акробатики, которых у меня нет по определению.

– Ты в порядке? – кричит мне снизу мастер, видимо уловив на моём лице тень неуверенности.

– Всё в порядке, – отвечаю ему на иврите и начинаю своё передвижение.

Мои проблемы – это максимализм, начисто отсутствующее чувство самосохранения и хромая нога. Продвигаюсь вдоль крыла осторожно, думая только о том, чтобы моя слабая «полиомиелитная» нога не подвела и не положила конец моей карьере проверяющего качество на авиастроительном заводе.

Дипломом у меня – хватит на десятерых! Иврит уже в довольно сносном состоянии после множества обучающих языку курсов. Желание преуспеть в новой должности – по самые края!

Сижу на крыле и проверяю затяжку болтов специальным ключом с крутящим моментом. Ставлю отметки в журнале в соответствии с международными, в основном американскими, нормативными документами. Всё. Болты проверены. Следующая цель – дверь. Самый сложный объект. Тысяча всевозможных замеров и промеров. Часов пять непрерывной работы. Обедать я не хожу. Жаль потратить сорок минут чистого рабочего времени.

Когда смолкает рабочий шум и все сборщики, и операторы направляются в заводскую столовую, я набрасываюсь на работу с утроенной силой.

– Эй, «русская», ты почему не на перерыве? Ну-ка, марш обедать! – мой начальник делает вид, что сердится, а сам с удовольствием закручивает свой «марокканский» ус: любит вот таких работников, «больных на всю голову».

Ну не буду же я, в самом деле, объяснять ему, что процесс подъема на высоту для меня мучителен и неприятен. Лучше досидеть здесь до конца рабочего дня и сделать как можно больше!

Уразумев, что обедать я не собираюсь, начальник быстро взбирается ко мне по сложному лабиринту лестниц и заглядывает в журнал:

– А как ты замеряла вот это? – и указывает на самый сложный параметр проверки.

Я оттарабаниваю ему всю премудрость, которой обучалась целый год на профессиональных курсах и облегчённо вздыхаю. Мой босс тоже доволен.

Зря он противился брать эту пожилую русскую тётку на испытательный срок инспектором по качеству. Соображает. Говорят, у неё какая-то там учёная степень. Ну, в этом он не силён. Неважно, что хромая. Карабкается по конструкциям, меряет, разбирается, на обед вот даже не ходит. Может, и вправду приживётся в их чисто мужском коллективе. Даром что «русская».

В проёме ангара показывается делегация американцев, которых проводят по сборочному цеху «высокие» начальники.

С неудовольствием обнаруживают меня в двери строящегося самолёта, в самой середине замеров.

– Почему на территории? – рявкает «главный».

Но по лицам американцев читается, что их забавляет увиденное. Задают вопросы. Я бойко отвечаю - английский я знаю намного лучше иврита.

– Кем работала раньше?

– Директором по качеству небольшого «дочернего» предприятия.

– А там, ну, откуда ты родом?

– А-а, там была научным сотрудником «высоких технологий». Недоумённо переглядываются. Долго жмут руку. Повторяют имя, чтобы запомнить и рассказать в Америке о хромой тётке с учёной степенью на строящихся самолётах в Израиле. С инструментами, проверяющими крутящий момент, в руках.

На следующий день «главный» приходит в сборочный цех.

– Слезай! – коротко командует он тоном, не терпящим возражений, – Пойдём, я покажу тебе твоё новое рабочее место!

Я не верила своему счастью! Оказывается, после сцены в сборочном цеху «главный» прямиком отправился к генеральному директору и кричал, и требовал, перевести к нему инспектора по качеству на должность инженера!

Генеральный сопротивлялся, говорил, что невозможно брать на ставку инженера человека, который в стране совсем немного времени. Допуски, документы, секретность и прочие вещи...

Но уже через неделю я сидела за новеньким компьютером в офисе «главного» в качестве инженера по качеству нового «американского» проекта.

А потом будут несколько лет напряжённой сумасшедшей работы, без отпусков и практически без выходных. Работы над проектом продвинутого пассажирского самолёта, базу данных которого назовут моим именем. И в далёкой Америке все будут знать, о ком речь, когда будут загружать на экраны мои отчёты и презентации.



– Почему ты смеёшься? – мой инструктор по полётам на маленьком одномоторном самолёте смеётся вместе со мной.

– От счастья! – кричу я и ещё крепче сжимаю в руке джойстик управления.

Скоро, совсем скоро закончится моё ученичество, и я получу лётные права. И буду приходить в ангар, где паркуется моя «лошадка». И выводить мой красивый итальянский самолётик, как лошадку, на верёвочке на взлётную полосу. Будет подъезжать специальный подъёмник, чтобы загрузить меня в кабину. Самой мне уже трудно взбираться на крыло самолёта, чтобы оттуда переваливаться в кабину. И я буду взлетать и петь от счастья в вышине, а потом буду приземляться! И думать при этом, что «в начале был самолёт…»